Громокипящий кубок

В статье не хватает ссылок на источники (см. рекомендации по поиску). Информация должна быть проверяема, иначе она может быть удалена. Вы можете отредактировать статью, добавив ссылки на авторитетные источники в виде сносок. (21 февраля 2017)

«Громокипящий кубок» — сборник стихотворений Игоря Северянина, первый, принесший ему успех (до этого он издавал стихи только небольшими брошюрами). Книга стихов была напечатана в московском издательстве «Гриф» в 1913 году.

Название первого поэтического сборника Северянина восходит к известному стихотворению Ф. И. Тютчева «Весенняя гроза», одна из строф которого выполняет функцию эпиграфа, предваряющего сборник. Эта строфа задаёт тон всему сборнику и предваряет его томно-лирическое настроение: перед глазами читателя предстаёт точный и многогранный образ громокипящего кубка весны, который оказывается выплеснутым на землю. Очень точно автор передаёт психоэмоциональное наполнение образа, настроение свежести и ясности наступившего весеннего дня, поёт «гимн жасминовым ночам» и «сиренью упоенье». Первый раздел сборника, который носит название «Сирень моей весны», тематически посвящён необходимости достижения упоения «алчущего инстинкта» любви, ради которого происходит универсальное возрождение весенней природы и становление нового цикла развития мироздания.

Ключевые мотивы первого раздела книги — поклонение первозданной силе искупающей любви, восхищение весенним ренессансом души и природы, чувственная самодостаточность неповторимого мгновения всеобщего пробуждения. В то же время можно говорить о двойственности производимого впечатления: улавливается прозрачность и наивность лирического мироощущения, которое родственно мироощущению ребёнка, познающего первозданный чувственный мир — отсюда и подкупающая любого читателя искренность настроений. С другой стороны, перед нами — причудливое проявление неприкрытой эстетской манерности, которая, по мнению исследователя С. М. Пинаева, в некоторой степени препятствует чистоте и незамутнённости восприятия новых образов. Одно из центральных стихотворений первого раздела носит название «Chanson Coquette» (в дословном переводе «игривая песня»), которое во многом разрешает формирующееся у читателя противоречие при восприятии мотивов, доминирующих в поэтической картине первого раздела — большое подлинное чувство здесь подчинено фактору игры. Часто детская доброта автора и сочувствие всему живому, оживающему, обращается сусальностью («В парке плакала девочка»), а поэтизация интимных чувств сельской красавицы воспринимается через призму заданной лубочности образа («Chanson Russe»), что, тем не менее, создаёт новаторскую неповторимость авторского поэтического дискурса.

Второй раздел несколько отличается от первого, он называется «Мороженое из сирени»; в нём демонстрируется авторское отношение к трансформации естественного мира веяниями разрушительной цивилизации. В мир первозданной неприкосновенной природы жестоко вмешивается «потусторонний» корыстный расчёт, неотъемлемый компонент развития внешней и абсолютно чужой по отношению к природе цивилизации. Культура чувств во втором разделе сборника, манифестирующем эволюционную динамику поэтического мира автора, беспощадно подчинена явлениям псевдокультуры с господствующими в её рамках обманчивыми, но соблазнительными псевдоценностями. Мир, предложенный Северяниным в «Мороженом из сирени», вывернут наизнанку, он оказывается весьма далёким от идеальных устремлений поэта, и в то же время в понимании его описателя он является закономерным этапом неизбежной антиутопии, которую представляется возможным преодолеть в перспективе. Антропоморфные амальгамные существа, населяющие его, названы «грезэрками», «куртизанками», «эксцессерками» и «экстазёрами», при этом подобная череда иронико-фантасмагорических номинаций не лишена ощущений глобального трагифарса, которые автор посредством такого рода средств художественной выразительности, используемых в описании видоизменённого контекста, намеревается передать читателю. Ненужные, неидеальные синематограф и «жено-клуб» сменяют идеализованный берёзовый коттедж на реке «форелевой». Вместо брички, несущейся по ухабам, теперь читатель может разглядеть «фаэтоны», «ландолеты бензиновые», «аэропланы» и «эллипсические рессоры», которые являются верными свидетелями обновлённого, технократического, антипантеистического в какой-то степени мироустройства. Поэт великодушно отдаёт дань последним тенденциям современной моды, но с иронической грустью относится ко всему антуражу, который предстаёт в виде суррогата жизни.

Третий раздел под названием «За струнной изгородью лиры» концентрирует в себе непреодолимое авторское стремление подняться над экстравагантной и эпатажной дисгармоничностью бытия, освободиться от диктата антигуманистических условностей, от иррациональных императивов эрзац-модели однотипного существования в рамках доктрины нового цивилизационного порядка. Поэт, неудовлетворённый таким порядком, неизбежно оказывающийся в одиночестве, но и вынужденный подчиниться условностям, которые предлагает новый мир, помещён в ситуацию витального выбора. Он находит свой идеал в литературе и искусстве (стихотворения «Врубель», «На смерть Фофанова»), в универсальном величии природы («Демон», «Коктебель»). Поэт в третьем разделе сборника проходит через состояние своего рода искупительного долгожданного катарсиса («Мои похороны», «Секстина»), также спасительной для него является вера в собственное бессмертие, в очищение всего мира, главными инструментами которого будут красота и связанная с ней неразрывными духовно-креационистскими нитями поэзия.

В четвёртом и заключительном разделе книги, принесшей Игорю Северянину популярность в широких читательских кругах России, на ценностном уровне происходит манифестация общепоэтических принципов и установок автора, приверженца нового мировосприятия, единственно спасительного и возможного в условиях тотальной гегемонии витального упадка. Раздел носит название «Эгофутуризм», по наименованию нового поэтического направления, основоположником которого считается Северянин. Этот раздел представляет собой что-то наподобие поэтического манифеста целой группы единомышленников, обладающий высокой силой убеждения; искусство, которого придерживается эта сплочённая группа, органично противопоставлена той распадающейся псевдокультуре, которая «гнила … как рокфор». Главный девиз поэта в четвёртом разделе, да и во всей книге в целом — слиться творчеством с природой. Сам автор говорит об этом как о необходимости основываться на «первобытном» и «дикарстве» для того, чтобы дать возможность «познать неясное земле». Поэт в итоге оказывается опьянён собственной утопией, а кульминацией такой подкупающей полномасштабной личностной опьянённости является суждение «Я царь страны несуществующей» (стихотворение «Грёзовое царство»). Подобный мировоззренческий ракурс, никогда до этого не фигурировавший в русской поэзии, привлёк внимание читателей своей аутентичной психоэмоциональной самодостаточностью, что и определило его высокий статус в контексте общей многовекторной поэтической концепции, принятой в эпоху Серебряного века. Эта неповторимая сказочная страна так и останется эмблемой в сознании всех поклонников творчества Игоря Северянина. Она получит традиционное наименование Миррэлия, по ассоциации с известной поэтессой Миррой Лохвицкой, олицетворением русской сапфийской поэзии («Русская Сапфо»), певицей любви и сладострастия. В широком смысле северянинская Миррэлия — некий упоительный мираж, застилающий собой обыденную реальность, населённый всеми ищущими свой особый утопический и идеальный мир грёз, кто этой реальностью в той или иной степени не удовлетворён.

• Венок поэту: Игорь Северянин: Сборник. Таллин, 1987.
• Кошелёв, В. Поэт с открытой душой. // Северянин И., Стихотворения, Москва, 1988.
• Критики о творчестве Игоря Северянина. Москва, 1916.
• О Игоре Северянине. Тезисы докладов научной конференции. Череповец, 1987.
• Русская литература Серебряного века / Под редакцией В. В. Агеносова. Москва, 1997, с. 311—324.